Там, где течет молоко и мед (сборник) - Страница 18

А что тут смешного? С кем я, скажите на милость, могу ходить под руку? Папа на любой прогулке мчится впереди нас с мамой, как в пионерской игре «Зарница», так и хочется вручить ему красный флажок. А с Феликсом хождение под руку невозможно по техническим причинам – под рукой он таскает скрипку.

Кино называлось странно и грустно: «Жил певчий дрозд», и было совсем не про дрозда, а про смешного нелепого музыканта из оркестра. Он разговаривал ни о чем с разными людьми, и спешил, и опаздывал на свои репетиции, и лежал на траве, а за кадром лилась и лилась музыка, и я могла пропеть ее такт за тактом. «О, мой Бог…»

Интересно, как аккуратный обязательный Саша должен воспринимать такой фильм? Я повернулась, и тут же раздался громкий шепот:

– Девушка, – попросите своего супруга снять шапку, наконец! Ничего же не видно!

Саша снял шапку и начал извиняться перед сердитой теткой. Вот злюка, попробовала бы она сама уродиться такой великаншей! Да еще супругом обзывается. Как это пел Ленский?

Приди-приди, желанный друг,
приди-приди, я твой супруг.

А что? За Сашу вполне можно выйти замуж, подумала я, искренне радуясь своей разумности и практичности, когда-то ведь придется выходить замуж.

Мы возвращались поздно вечером, молча глядя из окна троллейбуса на темную улицу. Ничего примечательного на улице не было, усталый водитель зевал, пожилой человек в углу лениво листал газету. Да-а, Феликс хотя бы рассказывает про свои успехи и концерты. А этот шкаф ходячий сам приглашает, а сам доброго слова не вымолвит. Можно подумать, его каждый день называют моим супругом!

У входа в подъезд, когда я уже вовсю собралась прощаться, Саша вдруг наклонился, будто заслоняя меня надежной спиной от серого холодного города, и поцеловал. У него были удивительно теплые уютные губы. И щека шершавая, но абсолютно родная. «Александр – означает защитник», – вспомнила я и тут же пожалела, что никто не слышит такую красивую фразу.

Представьте, жизнь иногда может оказаться очень хорошей и радостной!

* * *

Иногда жизнь может оказаться очень хорошей и радостной. В доме суматоха. Папа отменил два дежурства.

К нам приехал дядя Славик!

– Ты же понимаешь, по дороге из санатория, просто не мог не заскочить!

Сначала он сто раз расцеловался с папой и мамой. Потом бросился ко мне, прижимая одну руку к сердцу, а другой прикрывая глаза, чтобы не ослепнуть от моей нестерпимой красоты. И тут же потребовал сыграть «ту чудесную вещицу», что я исполняла на их незабвенной фабрике. (Господи, что ж это было?)

Дальше началась небольшая пресс-конференция.

– Майя? Вышла на пенсию. Что-то устала очень. Нет, нет, здорова. Да видно, накопилось за жизнь. Янис? Женился красавчик! Уговорил-таки свою Линду. Я же вам писал! Как она? (Дяди Славино лицо кривится, будто он лизнул лимон.) Ничего, сам выбирал, сам пусть и живет! Мальчику два года. Она с ним только по-литовски разговаривает. Так! Что же это мы сидим?!

Жестом фокусника дядя Славик достает из чемодана пять бутылок грузинского вина и огромный сыр.

– Пир! – кричит он, – я семь лет не видел своего лучшего друга! По такому случаю мы обязаны устроить пир!

На пир срочно вызывается Саша. Дело в том, что папа совсем не может пить, у него больная печень, но немыслимо огорчить дядю Славу.

Саша является строго в семь с бутылкой водки, двумя банками шпрот и большим шоколадным тортом. Папина печень плачет горючими слезами.

– А, наплевать, – кричит папа, – один раз живем!

Нет, это надо было видеть! Бутылки составлялись под стол по мере опустошения, чтобы мама не могла сосчитать и не расстраивалась зря. Тосты сопровождались песнями и даже немножко плясками, как будто дядя Слава был не инженером на ткацкой фабрике, а самым отчаянным джигитом. На третьем часу папа сомлел и прилег в углу на диванчике. Саша держался на высоте. Он наполнял рюмки с хирургической точностью, одновременно виртуозно разделывал жареную курицу и подпевал дяде Славе в самых ответственных местах. Пел он, надо признаться, ужасно, что не помешало дяде Славику полюбить его самой горячей любовью. Они тут же назначили день приезда Саши в славный город Вильнюс, потом решили для полной картины прихватить и нас с мамой, я уже собралась было, но тут мама заявила, что если мы сейчас же не отправимся спать, то она за себя не ручается. Дядя Славик как-то очень послушно согласился, вдруг стало заметно, как он устал.

– Ну, ты хватил, – сказала я Саше, провожая его до дверей. – Кажется, у вас принято рассчитывать лекарство на килограмм веса. Не все же такие слоны!

– Да, есть малость, – виновато вздохнул совершенно трезвый Саша. – Увлекся. Уж очень классный дядька! Он что, брат Арона Иосифовича?

– Нет, – сказала я, – у моего отца нет братьев.

Глава 11. Братья Блюм

Мишу и Давида арестовали в один день.

– Это какая-то ужасная ошибка, – твердила заплаканная Вера, укачивая Марьяшу, – дикая, немыслимая ошибка.

Но это не было ошибкой. Арон все понял наконец.

Два месяца назад забрали Якова, мужа его младшей сестры Сони. Мудрого спокойного Якова, ученого, самого порядочного человека на свете! Тогда тоже все говорили, что случилась дикая нелепая ошибка, хотя вокруг уже начались жуткие и такие же непонятные аресты. Арон рванулся в Москву – разобраться, помочь. Возможно, есть враги, ревизионисты, но Яков? Профессор, интеллигентный человек.

С сестрой что-то ужасное творилось, просто на стены бросалась. Незнакомый человек зашел, совсем молодой, может быть, ученик Якова, и она совершенно неприлично принялась кричать на него, жутко, как ненормальная кричала, сбежались соседи, дети с улицы.