Там, где течет молоко и мед (сборник) - Страница 11

Как услышал Иосиф, просто сердце зашлось! Пропадет, пропадет его доченька от тяжелой учебы. Нет сомнений, голодная да холодная сидит целыми днями за книжками, какая там еда у студентов! Эх, ей бы козьего молочка попить, да парного, глядишь, и щечки бы зарозовели, и наука легче пошла.

И что вы думаете, делает наш Иосиф? Берет он свою любимую козу Маньку и шагает с ней в Витебск. А что, скажите, сделается козе, если она и прогуляется по свежему воздуху? Подумаешь, сто километров. Свет не без добрых людей, переночевать пустят, а трава да вода, слава Богу, везде есть.

И вот приходит старый Блюм в Витебск и поселяется у сторожа при техникуме. И целых десять дней поит свою доченьку козьим молоком. И что вы думаете, ожила девочка, как розочка зацвела!

А домой Иосиф уж совсем просто добрался. К дому-то дорога всегда ближе.

Вот в это самое время, как Иосиф со своей Манькой ходили в город, и пустила Мира Абрамовна постояльца. А что – хороший культурный человек, одних книг целый шкаф, да все, почитай, на иностранных языках. И никому не мешает – целый день сидит в душной комнате, пишет какую-то важную работу под названием диссертация. Только к вечеру выйдет за ворота, похвалит целебный воздух да покой, а воздуха и не видит совсем.

Иосиф новое дело одобрил. И комната зря не пустует, и доход, какой-никакой, и с умным человеком приятно поговорить. А вскоре старый Блюм просто влюбился в своего постояльца. Мыслимое ли дело, человек свободно говорит по-немецки, а читает по-английски! И что читает – всё философия да экономия! Слава Богу, Иосиф Блюм и сам человек не простой, и детям своим всегда твердит о пользе образования, но такого не видал! И главное, серьезный уважительный человек, а ведь молодой еще. Вон местечковые невесты хороводом кружат у ворот, то за солью, то за картошкой, будто у Иосифа не дом, а поселковая лавка. Мира Абрамовна уж отвечать утомилась, а постоялец будто не замечает ихнего глупого внимания. И деньги все заранее за три месяца внес, а разве ему кто вспоминал?

И вот у такого замечательного человека этот мамзер, этот негодный мальчишка украл ножик!

Ножик! Ах, что это был за ножик! Складной, с четырьмя лезвиями разной величины, ножницами и еще такой крученой штукой под названием штопор.

Нет, Арон не дурак и не маленький уже – скоро восемь лет, он знает, что чужого брать нельзя. Просто до смерти хотелось рассмотреть ножичек поближе. И немного перед другом Славиком похвастаться, тем более Славик давно дразнился, что Арон сдрейфит залезть к постояльцу. Никто бы и не заметил, если бы не сестра Сорка. Черт ее принес на каникулы! Нет, вообще-то она сестра нормальная, добрая, не то что Меер, от которого одни подзатыльники, но зачем, спрашивается, совать нос не в свое дело. И зачем ей знать, куда он бежит да что у него в руке? Глупо так попался, вспомнить противно.

Ух, отец орал! Думал, совсем убьет. Носится со своим постояльцем, «не кричи, не шуми, не прыгай, не мешай человеку работать», а постоялец и не работает совсем! Арончик точно знает, потому что, если перегнуться с крыши, всю комнату видно. Сидит их замечательный постоялец и часами глазеет в окно, будто там что интересное показывают. А никого за окном и нет, кроме его сестры, той самой Сорки-предательницы, носится туда-сюда по двору, как веник. И ножик постояльцу совсем не нужен, сколько лежал на столе без дела, аж запылился. Теперь хоть из дома убегай, никакого выхода, отец кражу не простит! Хотя почему никакого выхода? А если залезть на крышу и хорошо перегнуться? Да если хорошо перегнуться, то запросто можно закинуть ножик обратно в комнату, например, под стол. Пусть докажут, что Арончик именно этим ножиком играл! А может, ему Славик дал? Идите, проверьте! Славик – друг верный, не выдаст!

Тут главное – не спешить. Комната хорошо видна, хоть уже и темнеет. А постоялец на кровати лежит спиной к окну, он не заметит. Три-четыре – Арон опирается на раму, и вдруг, о Господи, дверь в комнату открывается. Сорка! Опять ее черт принес. С полотенцем. А то этот барин сам не может полотенце взять! И он тоже хорош – лежит, как их парализованный сосед Хаим, только глазами хлопает в темноте. И Сорка, корова, стоит столбом, давно бежала бы по своим делам, что Арону, целый день на этой раме висеть?! Наконец постоялец поднимается, медленно-медленно так поднимается с кровати, будто ноги его и впрямь отказали, и вдруг опускается на колени. Прямо перед Соркой опускается на колени, прямо на неметеный пол, да еще прижимается лицом к ее юбке!

Тр-рах-х!.. Чертова рама уходит в сторону, нога скользит по карнизу, и Арончик понимает, что летит, со страшной скоростью летит прямо в комнату постояльца! Мама-мамочка! Громко хлопает входная дверь, звенит разбитое стекло, испуганно вопит Сорка, но сквозь шум и гвалт Арон явственно слышит только одно – как отвратительно и жутко хрустит его правая рука.

Глава 7. Давид Блюм – старший сын

Какой невозможно счастливый день! И даже погода соответствует – вместо скучного октябрьского дождика сумасшедшее солнце выкатилось на полнеба, словно на дворе разгар июля.

Давид сбросил куртку и радостно зашагал в одной рубахе к остановке районного автобуса. Ха, так и до служебной машины недалеко! Нет, дело не в машине или собственном благополучии, а в огромном доверии. Да, именно так, партия и Родина доверяют ему, вчерашнему пацану Давиду Блюму, работу государственной важности! Значит, все не зря – учеба в гимназии из последних родительских денег, издевательства мальчишек над его картавым акцентом и бедной одеждой, насмешки красивых надменных девушек. Спасибо революции, избавила от неравенства и унижений. В университете уже много еврейских ребят училось, из самых глухих местечек приехали – кто на рабфак, а кто и прямо на математический факультет, как сам Давид.